...и мать их Софья - Страница 13

– Слушай, а ты мне дашь денег взаймы? – спросила Соня, следя за Надиными лихорадочными перемещениями по кухне.

– Дам, конечно. А сколько?

Соня задумалась. А правда, сколько? Сколько надо ждать Игоря? Когда Мишка начнет работать? Господи, как она будет жить-то?

– Я и сама не знаю, Надь... От меня же Игорь ушел...

Впервые вслух произнеся эту фразу, Соня вдруг поверила в ее реальность, поверила, что это может происходить именно с ней, Соней, здесь, сегодня и сейчас. Горло мгновенно перекрыла жесткая слезная волна, которая, не спрашивая разрешения, тут же прорвалась наружу, исказив до неузнаваемости Сонино красивое лицо. Она плакала и не могла остановиться, вытирая мокрые и горячие щеки дрожащими пальцами, изо всех сил стараясь успокоиться, и от этого только еще больше захлебываясь в следующей волне слез. Надя сначала стояла столбом, ошарашенно молчала, переваривая Сонину новость, потом бросилась успокаивать, что-то говорила про «сволочей» и «козлов», наверное, то, что и всегда говорят в таких случаях. Соня и не вслушивалась, но вдруг каким-то особым чутьем уловила в Надином голосе незнакомые нотки, странные такие, чужие, ей несвойственные. Это было похоже на прорывающуюся сквозь сочувствие радость, которая на женском языке называется «ну слава Богу, не одна я такая». Очередная слезная волна, словно испугавшись, откатила назад, глаза моментально высохли. Соня горделиво распрямила спину, посмотрела прямо в Надины глаза. Так и есть. Она не ошиблась. Впервые Надя смотрела на нее не с восхищением, а по-бабьи сочувственно, где-то даже и снисходительно, как на равную.

Соне стало плохо. «Не хватает только бутылки водки на столе и пьяных откровений двух несчастных женщин», – подумала она, раздражаясь и злясь на себя. Сходила в ванную, умылась, вышла оттуда уже с улыбкой, говоря всем своим видом, что продолжения разговора и обсуждения темы не будет. Посидев еще минут десять, засобиралась домой. Деньги у Нади она все же взяла. От сочувственного ее «отдашь, когда сможешь» опять стало нехорошо.

Соня никогда не занимала денег. Не любила быть должной.

В трудные безденежные дни она могла легко морить всю семью голодом, держать всех на овсянке и морковных запеканках, но долгов не делала никогда. Лучше голодная свобода, чем сытое обязательство – таков был ее жизненный принцип, которым она страшно гордилась. Редкие исключения делались только для Сашки, потому что это был как раз тот случай, когда лучше поступиться принципами, чем что-то объяснять...

Квартира встретила Соню тишиной, неубранной постелью, оставленной в раковине грязной посудой. Она устроилась с сигаретой на кухонном диванчике в любимой своей позе, поджав под себя ноги, привычно нырнула в себя, в свой внутренний диалог, самой себе задавая вопросы, сама себе пытаясь на них отвечать.

«Ну что, мадам Брошкина, надо как-то привыкать к своему новому положению», – мысленно обратилась к себе Соня. Надя только что продемонстрировала ей предсказуемую реакцию знакомых. Подруг как таковых у Сони не было, но кое-какие приятельницы, приученные к одностороннему общению, то есть к общению только по Сониному желанию, водились. И все-таки ей не верилось, что это навсегда. «Надо обязательно поговорить с Игорем», – уже в который раз убеждала она себя. Не верилось ей в скоропалительную его любовь, и все тут. «Он просто устал, изработался. Я в последнее время вообще его не замечала. Права Сашка, у него действительно даже места своего в квартире нет. Вот он придет, и я попрошу у него прощения, и пусть отдыхает, едет на дачу, и Машку с собой возьмет. А я пойду работать», – думала Соня, жадно вдыхая сигаретный дым, будто согреваясь от него изнутри, растворяя в нем свои вопросы, панику и страх.

Работодателям Соня всегда нравилась. Правда, работала она редко, понемножку, исключительно по своей прихоти. Хотелось просто посмотреть, чем там живет и дышит людское общество, и лишний раз убедиться, насколько теплее, свободнее и уютнее в ее маленьком мирке. Она надевала строгий костюмчик, очки в элегантной оправе, включала все свое неземное обаяние и шла на собеседование. Надо признать, не отказали ей ни разу. Каким-то внутренним чутьем предугадывая, что стоит за поставленным вопросом, отвечала всегда то, что хотелось бы услышать отдельно взятому конкретному работодателю. Кому-то нужно было наивно улыбнуться, для кого-то изобразить всезнайку или строгую деловую даму, озабоченную своей карьерой, – все зависело от обстоятельств. Где-то она читала, что быть грамотным специалистом легко, а ты пойди попробуй притворись им, да чтобы еще все в это поверили... Специальность свою она знала плохо, ей всегда было до раздражения скучно разбираться в чертежах, составлять длинные занудные сметы, отчеты, всяческие акты согласования и технические условия, в которых она мало что понимала. Мертвые цифры и сухой бюрократический язык деловых бумаг вызывали стойкое отвращение. Слава Богу, что понятие человеческого фактора отменить не удалось еще ни одному, даже самому безжалостному и принципиальному руководителю: кому-то не прощается даже маленькая ошибка, а у кого-то не замечаются и крупные. Основная Сонина стратегическая задача состояла в том, чтобы не обнаружить своей некомпетентности, завуалировать ее обаянием, улыбкой, обезоруживающей и ненавязчивой доброжелательностью, умными разговорами, вызывая у коллег-собеседников комплексы неполноценности от осознания собственного недоразвитого интеллекта, увести ловко в сторону, а когда она, эта некомпетентность, начнет нагло вылезать изо всех дыр, быстро и элегантно сбежать, оставив с чувством вины тех, кто «довел» бедную Соню до увольнения, «выжил» от зависти к ее уму и красоте.